Тайна гибели 18-й воздушно-десантной бригады
Эта история долгие годы была под грифом «Секретно», поскольку не вписывалась в официальную версию победного контрнаступления под Москвой. 30 декабря 1941 года на платформе Лосино-Островская взлетел на воздух эшелон №47045, который вез на фронт 18-ю воздушно-десантную бригаду. Это был единственный случай, когда фактически одним взрывом оказалось уничтожено целое воинское соединение. И не где-нибудь, а в столице СССР, где находилась ставка Верховного Главнокомандования. Не удивительно, что оставшихся в живых поспешили объявить пропавшими без вести. А погибших спрятали под могильным камнем, на котором не было ни одной фамилии. Они появились спустя несколько десятилетий, когда заговорил один из тех, кто выжил при катастрофе.
«ОДНОПРОЦЕНТНИКИ»
Мы встретились с ним в госпитале для ветеранов войны, куда Николая Антоновича привели его старые раны. Он задрал пижаму и показал следы ожогов, оставленные Лосино-Островским взрывом.
- Зажило, как на собаке, - шутит фронтовик. – А вот контузия чертова еще долго меня мучила…
Николай Антонович достает небольшой альбом, который решил подарить внучке на день совершеннолетия.
- Смотри, это наш класс, - открывает он первую страницу. – Мы перед самой войной сфотографировались, словно знали, что никогда больше не увидимся. Я на снимке в папином пиджаке и рубашке. В этом же наряде 22 июня 1941 года пошел с одноклассниками в Уральский областной театр на пьесу Горького «Семья Ковровых». Посреди спектакля на сцену вышел режиссер и объявил: «Ребята, спектакля больше не будет. Началась война».
Мы пошли в военкомат, но нам было по 17 лет, и с нами не стали даже разговаривать. Офицер объяснил – ребята, мы отмобилизовали много рабочих, а заводы не должны простаивать, и вы потребуетесь на производстве. И меня с ребятами отправили на электростанцию, где я работал до самой осени. А 15 октября во время обеденного перерыва на станцию прибегает бабушка: «Коленька, тебе повестка!..»
Вечером того же дня я должен уже быть на сборном пункте. Мама стала шить мне вещмешок, обильно орошая его слезами. Чтобы придать мешку форму, по углам сунула голыши – отполированные речные камни – из тех, что мальчишки по воде бросают, когда «блины пекут». Тетя Маруся, соседка, принесла муки, чтобы нажарить в дорогу «сдобнушек» - пирожков таких. Обуви - никакой. Принесли хорошее пальто, я взял отцовскую фуражку, а на ноги надеть нечего! Хоть в тапках езжай на войну. И тут Лешка Зотов, который знал, что мне обуться не во что, приволок свои ботинки – хорошие, крепкие. Бери, говорит, тебе они там нужнее будут.
Мы отправились всей семьей на сборный пункт, а там заливается плачем гармошка, разрывает душу...
И вот так, с гармошкой, развели их по вагонам, дали свисток и отправили в неизвестность. На каждой станции в эшелон подсаживали новых отмобилизованных – почти все они были ровесниками Николая – 1923 года рождения. Это был самый трагический год. Всех, кому «повезло» в том году родиться, после войны назовут «однопроцентниками». Потому что, по статистике, только одному проценту из них суждено было дожить до Победы…
- Был у нас, правда, парень и постарше - по фамилии Пастухов, - продолжает рассказ Николай Антонович. - Ребята, говорит, давайте гармошку купим, а то скучно ехать. Скинулись, и на одной из станций купили хорошую саратовскую двухрядку.
Однако ехали, как выяснилось, не на фронт. Вскоре эшелон остановился, и нам приказали строиться с вещами. Повели степью в большую деревню, где с одной стороны жили поволжские немцы, а с другой – русские. Немцев выселили еще в августе, их добротные дома были с закрытыми воротами и заколоченными ставнями. Нас разместили в «русской» стороне деревни, по пять человек в избе. Я и Женька Алексейчук разместились возле печки, пацаны на кроватях - Сашка Рябов, Сечкин Коля, и Анисимов.
Утром построение и - шагом марш на колхозное поле собирать колоски. На следующий день – убирать арбузы. Кроме арбузов, есть нечего. Хозяин дома был по фамилии Колобов, его из-за горба в армию не взяли. Он держал бычков, одного из которых, видимо, колхозное начальство приказало зарезать, чтобы накормить постояльцев. Ребята, говорит, кто из вас скотину забивать умеет – у меня рука не поднимается. Пришлось нам впятером бычка уложить и перерезать ему горло. Стали питаться мясом и хоть немного в себя пришли с голодухи.
В деревне была огромная церковь, забитая до отказа мешками с просом. Нам приказали просо из храма убрать под навес и сделать внутри нары, превратив таким образом церковь в некое подобие казармы. Ни инструментов, ни материалов нет. Кругом – голая степь. Пришлось идти по немецким дворам, воровать доски, топоры, гвозди. Сколотили трехэтажные нары, настелили соломы и переехали жить в храм.
И тут нам объявили, что мы теперь являемся 3-й ротой 4-го батальона 18-й воздушно-десантной бригады. Представили командира батальона лейтенанта Андреева, командира роты лейтенанта Емельянова. Командиром взвода назначили старшину Гусева – из бывших тюремных надзирателей. Он, казалось, нас ненавидел всех. У-у, говорит, одних врагов народа тут собрали!..
К этому времени «десантники» уже стоптали ботинки и изрядно пооборвались, поизносились, а надеть нечего - все еще не было ни формы, ни оружия. Зато принесли парашют для изучения. Комбат говорит - вы теперь парашютисты, вам надо учиться прыгать. Сколотили десятиметровую вышку для прыжков, подстелили внизу соломы и шелухи, чтобы ноги не поломать и давай – слева по-одному…
Вскоре ударили морозы, наступил декабрь. Мы ходили в деревню слушать радио и узнали, что под Москвой идут жестокие бои, началось контрнаступление. В Дьяковке появились люди, вышедшие из окружения. Голодные, оборванные - они лазили по огородам и выкапывали свеклу.
По мере приближения дня отправки в действующую армию, старшина Гусев стал еще пуще лютовать. У многих ребят в роте отцы были репрессированы, и старшина с этими ребятами обращался, как с врагами народа. У меня фурункулы на ногах вскочили, я встать не могу, и он меня по ногам стал бить. Ребята не выдержали и провели экстренное комсомольское собрание, на котором вынесли бывшему тюремному надзирателю смертельный приговор. Он должен был быть приведен в исполнение сразу же, как только им выдадут оружие и боеприпасы. Разумеется, суровое решение собрания не стали оформлять протоколом, но Коля Бояркин из горкома комсомола, который пошел на фронт добровольцем, не побоялся объявить об этом командиру батальона. (Однако судьба распорядилась иначе – Бояркин погиб при взрыве, а старшина Гусев остался жив - прим.авт.)
В середине декабря нас подняли и повели строем на станцию. Ни формы, ни оружия так и не выдали. По дороге мне выдали обмотки, я их замотал вокруг ног проволокой вместо ботинок, потому что идти было не в чем. Сели в теплушки и поехали с бравыми песнями до Саратова. Там навстречу - санитарный эшелон с ранеными из-под Москвы. Глядя на безногих и безруких солдат в окровавленных бинтах, мы увидели, что такое война и перестали петь.
Читать дальше:
1
2
3
4
5
6
→
Очень тяжелыми последствиями Второй мировой войны для Советского Союза явились общие людские потери, как гражданского населения, так и военнослужащих. По результатам исследований, они оцениваются в 26,6 млн человек.
В декабре 1979 г. советское руководство приняло решение о вводе войск в Афганистан. Ввод и размещение контингента советских войск в ДРА проводились с 25 декабря 1979 г. до середины января 1980 г.
